volynska | Ящик вечности Якова Ланберга. Рассказ. Продолжение

Последующая неделя показалась Роману месяцем. Он почти не отходил от ящика и спал понемногу, урывками. Александр тоже был измотан, и видимо, из-за этой хронической усталости становился с каждым днем все печальнее и мрачнее.

Между ними возникла настоящая дружба; они понимали друг друга с полуслова и поддерживали как могли. К счастью, с Верой было все хорошо – в обоих мирах.

Пустота давно поросла деревьями и светилась звездами по ночам. Был там и замок, почти такой, как в действительности, и ангел, и розовый сад, и большие кованые ворота. Не хватало только людей – Вера жила одна и пока не хотела это менять.

В основном с ней был Александр; но когда он ел или отдыхал, Рома с замирающим сердцем погружался в невероятный мир. Девушку он не видел, но она всегда была рядом – они говорили, смеялись, гуляли по парку или смотрели на звезды.

Это было прекрасно и печально одновременно, потому что он знал, что никогда не увидит ее волшебных фиолетовых глаз – между ними был ящик и таинственное внегипарксическое поле, а тоненький провод, соединяющий миры, позволял общаться чуть больше, чем телефон без видеозвонка.

И все-таки он ждал каждой встречи, хотя понимал, что чувство, щемящее грудь, может сжечь не хуже огня.

Александр видел, что происходит, и, как ни странно, это его огорчало. Разговор назревал давно, и в тихое воскресное утро слова прорвались наружу.

– Не привязывайся к ней, не надо, – хмурясь, потребовал он.

– Почему, если нам двоим хорошо?

– Это плохо закончится. Очень плохо.

– Чем? Нервным срывом? Или безумием? – с дурацкой улыбкой спросил Роман. – Зачем ты хочешь меня испугать?

Александр замялся – видимо, признание давалось ему мучительно и с трудом:

– Я не всё тебе рассказал, – наконец сознался он.

– Как не всё? – встревожился Роман.

– В могиле Ланберга нашелся не только шлем – там была тетрадь с записями Софии.

– Вот оно как… – пробормотал Роман. – Получается, ты знаешь, чем закончилась история Якова.

– Тебе тоже стоит узнать.

– Значит, Вере что-то угрожает?

– Все не так, как ты думаешь.

– А как? Где тетрадь?

– Сейчас принесу, – пообещал Александр и торопливо вышел.

Ожидание длилось недолго, но когда Логвинов вернулся, Рома выглядел постаревшим на целую вечность.

Он безмолвно выхватил тетрадь, исписанную мелким каллиграфическим почерком, и с первых же строк ощутил непостижимое дежавю.

«Сегодня, двадцать второго ноября, ровно в полдень мастер Яков погрузился в свой таинственный ящик. Проверив защелки, Вениамин Алексеевич завел механизм, и мы принялись ждать. Признаюсь, я ужасно волновалась за Якова, ведь даже он до конца не знал, как подействует на организм внегипарксическое поле. Впрочем, каждый изобретатель так или иначе рискует собственной жизнью, и я молилась, чтобы смерть обошла его стороной.

Мне неведомо, почему отец согласился ему помогать. Может, к такому покровительству подтолкнула внезапная кончина горячо любимой супруги, моей матушки, или же он подпал под невероятное обаяние Якова. Сейчас, когда мы оба привязались к этому чудесному и необычному человеку, было бы трагедией его потерять.

К счастью, все пошло хорошо. Спустя полчаса Вениамин Алексеевич установил с ним ментальный контакт. Трудно представить, что мысли могут передаваться от человека к человеку посредством тоненького провода – словом, магия и чудеса!

В первый раз говорили они недолго – Яков сообщил, что чувствует себя хорошо и пребывает в абсолютно сером пространстве, где нет никаких направлений.

Отец подтвердил, что мысленно видит это пространство, так, как будто сам находится в ящике.

На этом сеанс был окончен, потому что Яков попросил ему не мешать.

Через два часа в сером пространстве наступили существенные изменения. Яков сообщил, что вначале появились какие-то яркие искры, затем оно разделилось на небо и землю, и довольно быстро перед ним возник пустынный пейзаж. К тому же оцепенение, которому он оказался подвержен в первое время, постепенно исчезло, и тело снова обрело способность к движению.

Отец подтвердил, что наблюдает эти изменения и тоже может передвигаться по полю вместе с Яковом, но не видит его, хотя присутствие ощущает. Судя по выражению лица, отца глубоко поразило место, в котором они пребывают.

Глядя на его бесконечное изумление, я набралась смелости и спросила, дозволят ли мне там побывать.

Шлем оказался непривычно тяжелым, но как только я погрузилась в неизведанный мир, тотчас об этом забыла. Отец был прав, я ощущала Якова, как будто он находился рядом, но видеть его не могла. Мы стояли на крошечном пригорке, вокруг колосилось бескрайнее поле, но краски этого мира были какими-то темными, как на картинах старых мастеров. Яков сказал, что попробует это исправить.

Невозможно поверить, что этот мир – плод его воображения. От одной только мысли, что такое возможно, у меня мурашки бегут по коже. Или же это от ветра, который я по-настоящему ощущаю?

После очень позднего ужина меня отправили спать, а отец остался дежурить возле ящика, ведь в полночь следовало снова завести механизм. Надеюсь, все тревоги позади, и с Яковом ничего не случится».

«Двадцать третьего ноября, четверг. Путешествие продолжается. Самочувствие у Якова хорошее, голода он не испытывает. Отец рассказал, что с утра воображаемый мир снова претерпел изменения – там появились деревья и река.

После обеда мне удалось завладеть чудо-шлемом и самой увидеть происшедшие перемены.

Яков был очень приветлив, и мы прогулялись по опушке соснового леса. Краски стали намного ярче, хотя небо по-прежнему хмурилось.

Никогда не смогу подобрать слова, чтобы описать те невероятные ощущения, которые испытывает человек, оказавшись за границей знакомого мира.

Яков сказал, что подолгу находиться в шлеме нельзя – это может отразиться на здоровье, но мы договорились, что завтра я обязательно к нему загляну».

Записи с пятницы по среду почти не отличались – София продолжала описывать изменения в неимоверном мире Ланберга и часто упоминала о хорошем самочувствии и приподнятом настроении изобретателя. Похоже, между ними возникло нечто большее, чем простая симпатия, и Роман совсем не удивился, когда узнал, что спустя неделю мастер Ланберг признался девушке в любви.

Кризис случился тридцатого ноября.

«Взглянув на Якова настоящего, я увидела, что лицо его стало просвечивать, словно тончайшая ткань, и сквозь него проступает латунная обшивка ящика. Я закричала от ужаса и испугала этим криком отца. Мы не знали, что делать и как поступить. Отец сразу связался с ним и сообщил эту страшную новость, но Яков, похоже, не удивился, как будто ожидал что-то подобное или знал, что такое случится, и скрыл это знание от нас.

Он строжайше запретил останавливать механизм и попросил, чтобы мы заводили его до тех пор, пока он не исчезнет окончательно. Сказал, что бояться не стоит, потому что он не умрет, а перейдет в свой мир, но связь с этим миром, конечно, прервется. Еще сказал, что любит нас и безмерно за всё благодарен.

Мне было очень тяжело, и я рыдала весь день.

Первое декабря. Сегодня в последний раз была у Якова. Увидела его украдкой и даже не смогла проститься, потому что связи между нами больше не было. Я видела, как он идет по дороге, далеко, за рекой. Я позвала его, но он даже не обернулся.

В полночь механизм остановился. Отец поднял крышку – ящик был пуст, как будто Якова там никогда и не было».

«Четвертое декабря. Отец собирается отправить меня в Европу и взял с меня слово, что всё, происшедшее здесь, останется тайной. Не знаю, как он поступит с ящиком, но эту тетрадь я положу в пустой гроб вместе со шлемом.

Прощай, мой любимый Яков».

«История повторяется», – содрогнулся Роман, закончив тяжелое чтение.

– Прости, мне не стоило это скрывать, – глухо сказал Александр.

– Постой! – воскликнул Рома и мигом побелел. – Если верить записям, то переход осуществится на девятый день, то есть завтра. Но Вера ничего не знает! Когда ты собираешься ей сказать?

– Сегодня, ближе к вечеру.

Роман вздохнул и посмотрел на ящик. Через четыре завода Вера покинет этот мир навсегда.

окончание