volynska: (velya)
Вероника Волынская ([personal profile] volynska) wrote2013-04-16 06:34 pm

Отрывок из романа

Еще один отрывок из романа «Сообщество». (Глава восьмая, фрагмент).

Осень окончательно вступила в права, затянув небо сизыми облаками, сырость мигом забралась под тонкую куртку, под ногами захлюпали лужицы, а когда Дима подходил к дому, снова начался дождь.

Закрывая тяжелую подъездную дверь, Дима с предвкушением подумал, что вот-вот окажется под теплым душем или в теплой ванне, но неожиданно налетел на препятствие в виде сидящего на ступеньках соседа Ивана, полностью перегородившего проход.

Вначале показалось, что тот напился и уснул в самом неподходящем месте, и Дима даже хотел аккуратненько перелезть через задремавшее тело, но поседевшая голова внезапно вздрогнула, и задумчивые, карие в звездочки глаза непривычно трезво посмотрели на торопящегося дизайнера.

– Дима? – прозвучал негромкий, но четкий голос соседа.

– Добрый вечер! – вежливо поздоровался молодой человек. – Можно пройти?

– Вначале ответь на вопрос, – потребовал дядя Ваня. – Ты веришь, что они существуют?

– Кто? – нахмурился Дима, опасаясь, что разговор может затянуться.

– П…п…п… – споткнувшись об непослушное слово, зашлепал губами сосед.

– Пигмеи? Почтальоны? Политики? – с нескрываемой иронией взялся перечислять Дима.

– Пришельцы! – наконец выговорил сосед.

– А вы сами как думаете? – вместо ответа растерянно произнес Дима.

– Я? Ну, агент Малдер утверждает, что существуют, а Татьяна Степановна, которая в гастрономе работает, что нет, а я – алкоголик. Кому верить, Дима, кому?


– Вы действительно много пьете… – начал Дима и осекся.

– Пью, – согласился сосед. – А как не пить? Ты посмотри, что кругом творится. Все абсурдно, неправильно, несправедливо, а алкоголь помогает примириться с реальностью. Ну разве о такой жизни я мечтал в молодости? Эх, молодость… Завидую я молодым, всем сердцем завидую.

И дядя Ваня горько вздохнул.

Дима хотел было высказать колкое замечание, но заглянув в бесконечно грустные глаза в принципе не старого еще соседа, плотно сжал губы.

– Ты не подумай, что я из-за крепкого тела сокрушаюсь или лица без морщин – не баба все-таки. Самое ценное в молодости – это ощущение мира, – философски заметил Иван. – Во многом глупого ощущения, что жизнь прекрасна и полна возможностей, и все тебе по плечу, и все обязательно сбудется, исполнится, осуществится, и впереди еще столько всего хорошего. Что, Дима, разве не так?

– Наверное, – пожал плечами молодой дизайнер и серьезно задумался.

– А потом доживаешь до определенного возраста и словно просыпаешься. Понимаешь, что все это время пребывал в иллюзии. Сладкой иллюзии. Ведь жизнь потихоньку поворачивает к старости, а мечты так и остались мечтами. И солнце уже не такое яркое, и люди вокруг – сплошь безразличные чужаки.

Дима подумал, что сосед отчасти прав, и человек полжизни смотрит вперед, а вторую половину – назад, и если оглянуться не на что, хорошего в этом мало. А еще, Дима поймал себя на мысли, что совсем ничего об Иване не знает, и из-за такого незнания считает соседа алкоголиком и дураком.

– Но ведь так случается не у всех, – собравшись с духом, возразил он. – Кто-то находит в себе силы достигнуть желаемого…

– Ну почему мы постоянно оглядываемся на других? – покачал головой дядя Ваня. – Кто-то добился! А мне какое дело до его достижений? Я-то не добился!

– А при чем здесь пришельцы? – внезапно поинтересовался Дима, вспомнив начало нелегкой беседы.

– Очень даже при чем! Ведь надо же во что-то верить и на что-то надеяться! – горячо воскликнул сосед. – На кого мне еще надеяться? На правительство? Или на Бога? Им, похоже, до нас никакого дела и нету.

Дима ничего не ответил, решив, что спорить бессмысленно, потому что людям, особенно в темные моменты жизни, свойственно уповать на какие-то высшие силы: обращаться к Богу, относить последнее шарлатанам-гадалкам, заказывать амулеты и гороскопы или верить в мистическое и сверхъестественное.

Дядя Ваня тоже замолчал, понурил голову, но с места не сдвинулся.

– Мне кажется, что любая вера поддерживает человека, – тихо заметил Дима. – Вы бы лучше домой пошли, что толку сидеть на лестнице?

– А какая разница, где сидеть? – возразил Иван. – Что от этого изменится?

И с каким-то щенячьим выражением в глазах нерешительно попросил:

– Можешь долгонуть полтинник?

Дима машинально опустил руку в карман:

– Могу. Только вы же снова напьетесь.

– Напьюсь, – подтвердил сосед. – А тебе какое дело? Внезапная вспышка альтруизма приключилась? Или денег жалко? Так я отдам. Обязательно отдам, как пенсию получу!

– Можете не отдавать, – разрешил Дима, протягивая Ивану смятую купюру. – Но запомните – больше у меня не просите.

– Спасибо, – почему-то смущаясь, поблагодарил дядя Ваня. – Честное слово, выручил. Знаешь, какие пенсии у преподавателей?

– Преподавателей? – изумился Дима.

– Ну да, я ведь четверть века в институте проработал. Других учил, а сам не научился, – признался Иван. – Ладно, пойду в гастроном.

И, схватившись за перила, кряхтя, сосед тяжело поднялся с насиженного места.

– А что вы преподавали? – начав движение наверх, все-таки полюбопытствовал Дима.

– Философию, – ответил Иван и исчез за входной дверью.

Дима сильно удивился и застыл на лестнице, обдумывая услышанное. В душе облезшей дворовой кошкой заскреблась жалость, и, чего никогда прежде не случалось, он ясно увидел чужую жизнь и принялся рассматривать ее, как ребенком рассматривал муравья: с любопытством и омерзением. И хотя внешняя оболочка этой жизни казалась никчемной и убогой, Дима различил за ней целый мир, наполненный разными мыслями и чувствами, и от этого сильно защемило сердце.