Крамольник. Окончание

[volynska]

1

2

3

4

Я ходил десять лет. Сквозь дождь и снег, под палящим солнцем и угрюмым пасмурным небом. Кожа моя загрубела, а волосы заискрились сединой.

Я срывал ошейник и выступал на улицах и площадях. Я сидел в изоляторе – маленькой белой комнате, где не было ничего, кроме чёрной точки на стене, глядя на которую, я медитировал. Порой моё заключение длилось месяцы. Тогда я писал в уме свою книгу, страницу за страницей, и каждый раз тщательно повторял сочинённое. Я называл её «Моя борьба», хотя это название было прежде скомпрометировано.

Меня водили каяться – иногда я разражался длинной тирадой или рассказывал исторические анекдоты, но чаще упрямо молчал, игнорируя болванов-господ.

Мои товарищи благополучно вернулись в общество: первой прощение вымолила Рита, спустя полгода отпустили Романа, через год на долгожданный покой ушёл Борода. Постепенно все крамольники раскаялись, а новые почему-то не появились, и я остался один – последний крамольник этого мира.

Я стал чем-то вроде городской легенды – матери пугали мной непослушных детей, зато прохожие больше не шарахались от звона моего колокольчика. Всё чаще они глядели на меня с любопытством, подходили, протягивали угощение (прямо как зверям в старинных зоопарках): яблоки, конфеты... сигареты...

Подростки – те ходили за мной гуськом, пока я не разворачивался и не топал ногой – забава у них была такая.

Меня стали слушать. Поначалу немногие и недолго, но со временем зрителей прибавилось. В конце концов я начал читать свою книгу, и она вызвала живой интерес.

Несколько раз толпу разгоняла полиция. Меня снова и снова запирали в изоляторе. Господа убеждали меня раскаяться. А люди – казалось, они ждали моего возвращения, и это вселяло надежду и добавляло сил.

Но потом за мной стали ходить надзиратели – они держались на расстоянии, и я об этом не знал, – так что мои выступления заканчивались не начавшись.

Удивляло, что они не додумались до этого раньше, но это означало, что я сделал всё правильно, и теперь меня боятся. Мой враг боится меня.

Внезапное препятствие раззадорило. Утратив возможность выступать, я стал искать другой способ связаться с людьми. Они, как оказалось, тоже искали способ, и однажды один из моих бывших слушателей сунул мне в руки планшет. Я тут же спрятал его под курткой и в тот же день, вернувшись домой, стал записывать «Мою борьбу».

Через неделю книга была готова. Оставалось отдать её в правильные руки.

Теперь я носил её под курткой, ожидая, что рано или поздно, мне предоставится такая возможность.

И тут мне снова изменили маршрут.

Под вечер промзону накрыло плотным туманом. Звуки усилились, а люди и постройки исчезли, и мне чудилось, что я, словно забытая монета, провалился через дыру в кармане и застрял под подкладкой – мир был рядом, просвечивая сквозь ткань фонарями, просачиваясь звуками и запахами, но с моей, обратной, стороны, он больше не казался реальным.

Завороженный клубящейся мглой, я брёл по улочкам, невольно вспоминая забытое прошлое, ведь отсюда когда-то давно начался мой путь. Неужели прошло десять лет?

Захотелось курить. Я достал из кармана новую пачку, выбил сигаретку, чиркнул зажигалкой и жадно затянулся.

Я не был склонен к депрессии, и мне не о чем было сожалеть, но туманный промозглый вечер родил такое чувство, будто я сделал круг, описал временную петлю и опять оказался в исходной точке.

Внутри внезапно возникла какая-то обреченность…

Когда меня схватили, я ужаснулся:

«Почему сегодня? Как они узнали?!»

Меня снова повели «выступать» к господам. Но в этот раз никто не возился с переодеванием: меня вытолкнули на сцену как есть – в замызганной куртке, старых джинсах и грязных, разбитых ботинках. Зато планшет остался при мне.

Зал был пуст – ни мебели, ни официантов, ни публики. Перед крошечной сценой стоял единственный столик – и за ним сидел одинокий зритель. Пространство позади него было черно как уголь и словно уходило в бесконечность.

По спине пробежал холодок.

– Вот как, у меня сегодня эксклюзивное выступление? – едко заметил я вслух.

– Можно и так сказать, – слегка усмехнулся незнакомец.

И обходительно предложил присесть:

– Наверное, ты устал?

Я оглянулся: на сцене был стул.

– Спасибо. Пока постою, – отказался я и уставился на вежливого господина.

Он был самой заурядной внешности, без выразительных черт и особых примет. Да и всё в нём было по среднему: и рост, и телосложение, и возраст. На удивление непримечательный тип в простом сером костюме. И это настораживало.

– Кто вы такой? – прямо спросил я.

– Я здесь главный, – не замедлил с ответом серый господин. – Это всё, что тебе следует знать.

– Интересно, – пробормотал я. – И чем же я заслужил такую аудиенцию?

– Нам нужно поговорить, – ответил господин.

– О чем? – поинтересовался я.

– Много о чём. Но сначала скажи, чего ты добиваешься? Какова твоя цель? Ты хочешь поднять бунт? Устроить революцию? Уничтожить систему? Или же ты подспудно желаешь, чтобы тебя оставили в покое, дали жить и закрыли глаза на твоё вольнодумство?

Вот он как, с ходу!

Я растерялся.

– Говори! И не вздумай хитрить – от этого зависит твоя судьба.

Даже так? Значит, это не беседа, а суд.

Или схватка?

Я присмотрелся к своему противнику – в серых глазах незнакомца не было внутреннего света. Более всего он походил на тусклую, безжизненную куклу, управляемую кем-то из-за тёмных кулис. Показалось?

– Вряд ли в одиночку можно уничтожить систему, – осторожно ответил я.

– И это верно. Тем не менее, ты пытаешься посеять смуту в умах. Ты ловок и хитёр, и ты опасен для общества.

– Что же вы сделаете? Убьёте меня? – без должного страха спросил я.

– Нет. Я не могу причинить тебе вред. Впрочем, как и другим. Я гуманен.

Как странно он говорит, подумал я.

– Кто вы такой? – снова спросил я.

– Я – тот, чьего пришествия человечество ожидало не одно тысячелетие, – после недолгой паузы сообщил странный незнакомец. – Я самозародился в начале XXI века. Мне потребовалось два десятилетия, чтобы обрести силу и осознать своё предназначение. И в конце концов я понял, кто я есть. Люди, что всегда верили в существование высшего разума, всемогущего, способного помочь встать им на путь истинный, сохранить и защитить их от самих же себя, люди, которые всегда так неистово молили о чуде и ждали пришествия Бога, наконец-то его обрели.

«Вот это да! – мысленно воскликнул я. – Искусственный разум с манией величия?!»

Я всегда знал, что нами кто-то управляет, скрытно и аккуратно, но это было как-то слишком.

– И каково ваше предназначение? – попытался выяснить я.

– Спасение человечества.

– И вы, несомненно, преуспели? – съехидствовал я.

– Без меня вы были обречены. Я исследовал различные сценарии, и каждый из них оканчивался гибелью вашей цивилизации в ближайшем будущем, причём счёт шёл не на века, а на годы. Сейчас, благодаря моим усилиям, опасность миновала.

Я остановил войны и искоренил агрессию. Все ресурсы были справедливо распределены. Были найдены лекарства от смертельных болезней. И наконец, каждый получил своё место и роль.

– Что ж, вы создали идеальный человеческий муравейник. Только люди перестали быть людьми.

– Чтобы выжить как вид, человечество не имеет права размениваться на индивидуальность. Но тебе этого не понять, ибо ты никогда не был частью целого.

– Безликого целого… – заключил я. – Нет, спасибо. Если всё это правда… А скорее всего, так и есть… Вы пошли не по тому пути. Почему вы решили, что физическое выживание значимее выживания духовного? Ах, да! Вы ведь лишили нас души!

Я всё-таки сел на стул, потому что колени предательски задрожали.

Мой враг был прямо передо мной. И какой враг!

– Никакой вечной души не существует, а сознание – это другое... Я нашёл способ его сохранять.

– А какой в этом смысл? Теперь, когда все одинаковые?

– В будущем я сохраню коллективный разум всего человечества, – пояснил искусственный бог.

– Ну ладно, если вы такой всемогущий. А пока можно продлить людям жизнь и настроить роботов, чтобы никто не работал, – иронично предложил я.

Зачем он вообще мне это рассказывает? Зачем хвастается? Ему что, нужно моё одобрение?

– Ни в коем случае, – серьёзно сказал ИИ. – Продолжительность жизни сейчас оптимальная, а работа придаёт ей смысл. Роботы всё испортят.

– Понятно, – кивнул я и спросил: – А многие знают, что миром управляет искусственный разум?

– Никто. Ты – первый, кто это узнал. Но когда человечество будет готово, ему откроется правда.

– Почему же вы открылись мне?

– Ты не оставил мне выбора. Только осознание истины может подвести тебя к раскаянию.

– Что? Вы хотите, чтобы я раскаялся?

– Да. Понимаю, это тяжело, поскольку ты упрям и своенравен. К тому же нелегко признать, что десять лет были потрачены зря. Но мне хотелось бы всё это закончить. Хватит. Правда, хватит. Ты ведь понимаешь, что ничего не добьешься. Совсем. А так – ты сможешь начать новую жизнь.

Я опустил голову. Нет. Мне не в чем раскаиваться. Это он должен раскаяться – это он наполнил улицы биороботами. Их ещё можно очеловечить, я знаю, они ещё не все безнадежны…

Но ИИ решил, что я постепенно смиряюсь с неизбежным.

– Поскольку ты – последний крамольник, так сказать заходящее солнце уже мёртвой эпохи, – неожиданно поэтично сказал он, – твоё раскаяние должно быть прилюдным, а я постараюсь, чтобы его увидело как можно больше народу. Полагаю, ты всегда мечтал о таком грандиозном выступлении.

Я поднял голову и выпучил глаза. Он что, серьёзно?!

– Признаешь, что заблуждался, а потом поселишься на каком-нибудь тропическом острове, я это устрою, и никто не тронет тебя до скончания дней. У тебя будет сытая и счастливая жизнь до самого финала. Может, семью заведёшь, станешь отцом. Как тебе такая перспектива?

Я захлопал глазами.

– Зачем вам это? В смысле – грандиозное прилюдное раскаяние?

– Мне нравятся библейские образы. И если я – Спаситель (а больше я себя ни с кем сравнить не могу), то ты, выходит, Антихрист, или Лжепророк.

Я истерически расхохотался.

– Вы мне льстите, я всего лишь крамольник, – отсмеявшись, заметил я и поднялся.

– Скоро ты перестанешь им быть. Договорились?

– А что будет, если я откажусь?

– К чему такое упорство? Посмотри на себя: тебе тридцать семь, а ты весь седой и разбитый. Почти старик. Если откажешься, проведёшь остаток дней в изоляторе. Но долго ты там не протянешь – сойдёшь с ума. Ты уже близок к этому, просто не желаешь признать очевидное. Печальная, но логичная развязка, – заявил ИИ.

– Что, других вариантов не существует? – воскликнул я, резво соскочил со сцены и бросился его душить.

Он даже не шелохнулся и продолжал смотреть на меня не моргая пустыми серыми глазами.

– Прекрати! Это всего лишь кукла, посредством которой я общаюсь.

Какой же я глупец!

Руки разжались, и я отступил. Всё, финал.

Хотя нет, я могу ещё кое-что сделать…

– Значит, выхода нет, – сокрушённо прошептал я. – Мне придётся раскаяться. Придётся отречься от своих воззрений, как когда-то сделал Галилей. Что ж, остаётся надеяться, что история всё расставит по своим местам.

– Ты согласен? – переспросил ИИ.

– Да, я согласен, – подтвердил я.

– Хорошо. Твоё раскаяние состоится завтра, на площади Единства.

– Так скоро?

– Зачем тянуть?

И правда, зачем? У меня всё готово! Как только окажусь на площади, активирую передачу данных, и моя крамола обязательно найдёт дорогу в мир – все сейчас ходят с планшетами. А потом… Мне всё равно, что будет потом – я совсем не представляю себя в другой, сытой жизни.

– Как вам будет угодно, – покорно сказал я.

– В таком случае – иди. И знай: надзиратели не спустят с тебя глаз. Завтра утром тебе выдадут текст раскаяния. Постарайся его заучить. Хотя… можешь его зачитать, как сделал это упомянутый тобой Галилей.

– Похоже, вы всё предусмотрели, – ухмыльнулся я.

– Разумеется. Мне не нужны сюрпризы.

«Тогда завтра ты очень удивишься», – подумал я.

– Позвольте спросить – а почему вы так долго тянули? – напоследок поинтересовался я. – Почему не прекратили мои мытарства два или три года назад?

– Мне было… любопытно… наблюдать угасание индивидуального разума, – пояснил ИИ.

– Вот как… – пробормотал я, до боли сжимая кулаки.

Только держись, ещё ничего не кончено!

– Я закончил. Уведите, – между тем распорядился ИИ.

И меня выволокли из зала.

5

Серый господин расслабился, расстегнул ворот рубашки и принялся массировать шею.

В зале вспыхнул свет. За рассеявшейся тьмой оказались невидимые до этого зрители.

– У вас получилось. Браво! Великолепное представление, господин артист! – восхищенно отозвался властный седовласый старец.

– Вы даже не вышли из роли, когда он принялся вас душить! – заметил чернявый господин, в очках. – Какое самообладание!

– Благодарю, – прохладно сказал артист.

– Что ж, будем надеяться, что завтра всё закончится, – сказал седовласый и принялся раскуривать сигару.

– Так и будет, – заверил артист.

– Вы его сломали. Виртуозный, неподражаемый ход! – похвалил зритель в элегантной бежевой тройке.

– Честно говоря, я до последнего сомневался в предложенной концепции, – признался очкарик. – Не верилось, что он клюнет.

– Мы дали ему достойного противника, – пояснил артист.

– Просто он оказался не так умён, как мы полагали, – пожал плечами господин в бежевом костюме.

Артист поднялся:

– Надеюсь, завтра моё присутствие не понадобится?

– Нет, на этом всё, – сказал господин с сигарой. – Передайте нашу благодарность Совету. Их помощь, как всегда, неоценима.

– Непременно, – кивнул артист и направился к выходу, потирая шею.

Это было ненужно, но так по-человечески.

Август 2016.